Журналистка Мария Варфоломеева до того, как попала в плен боевиков «ЛНР» в январе 2015 года, освещала события в Луганске в самые жаркие дни вооруженного конфликта на Донбассе. Мария описывала и фотографировала жизнь людей в оккупированном городе, начиная с лета 2014 года. Радио Свобода публикует отрывки из ее дневника.
Новый период своей жизни хочу озаглавить двумя фразами: «Все хорошее когда-нибудь кончается» и «Все познается в сравнении».
Только побывав в СИЗО, я поняла, что до этого мне было относительно психологически комфортно. Эти четыре буквы пугали меня все дни нахождения в ИВСе, я пыталась разузнать об условиях содержания там. Картина рисовалась не очень, ведь это самая настоящая тюрьма, где люди отбывают срок. И соответствующий контингент. Однажды настал тот самый день – день переезда. Но обо всем по порядку.
После полутора месяцев пребывания в ИВСе мне пришлось покинуть свое привычное болотце. Неприятное, но все мне тут уже знакомо. И какое-никакое, но личное пространство
18 или 19 марта 2015 года, после полутора месяцев пребывания в ИВСе мне пришлось покинуть свое привычное болотце. Неприятное, но все мне тут уже знакомо. И какое-никакое, но личное пространство. А по имевшейся у меня информации – в СИЗО может содержаться одновременно и 8 девушек. Не очень оптимистично.
И вот карета подана и меня снова, как былинку неведомой силой засасывает в эту воронку. Точнее в воронок. Опять дорога в неизвестность.
Девушка идет мимо меня с пакетами еды. На всю жизнь запомню этот короткий момент. Она идет в суете своих мыслей, и в нормальной ситуации я бы ей не завидовала. Но сейчас она идет куда-то, она живет своей жизнью. Боже, какая же она счастливая, у нее есть выбор! Сейчас она будет дома
И вот мы на месте, перед теми самыми воротами, я их всегда легко узнаю. Ведь всю жизнь, проходя рядом, испытывала внутренний ужас от этого места. А теперь сижу возле них одна в машине. Девушка идет мимо меня с пакетами еды. На всю жизнь запомню этот короткий момент. Она идет в суете своих мыслей, и в нормальной ситуации я бы ей не завидовала. Но сейчас она идет куда-то, она живет своей жизнью. Боже, какая же она счастливая, у нее есть выбор! Сейчас она будет дома нудно готовить обед, но она в миллион раз счастливее меня.
Бесконечные минуты ожидания. Кажется, весь день тут сижу, и вот нас заводят «туда», за ворота, откуда, кажется, назад дороги нет. Туда попасть можно, а обратно – ощущается невозможным. Темные коридоры с советской плиткой и вот помещения, называемые «боксА». Узкая темно-зеленая комната, где-то метр на три, холодная лавочка, все грязное, в пыли, ободранное, решетки на окне из стеклоблоков, а за ним весна. Это и есть камера? Я еще не знаю, что это место для предварительного распределения по камерам. И снова ожидание безо всякого объяснения. И снова тишина, перемежающаяся веселыми и нецензурными выкриками из соседних «боксОв». Стук в соседних дверях, постучу-ка и я – схожу на разведку в туалет. Лучше бы я не ходила – такого отвращения я не испытывала давно, я поняла почему ЭТО называют «парашей». Едва преодолевая рвотный рефлекс, я постаралась быстрее оттуда убежать.
Смотрю в окошко – а там улица, по которой два квартала и будет дом моего детства, все родное… И так себя жалко стало, ведь тут недалеко прошло детство, когда я жила беззаботно!
Нарезаю круги по этой камере, наверное, прошел час ожидания или больше. Заходит конвой, идем в медпункт брать кровь… опять вернулись в камеру… когда же уже отведут «туда»… туда, где я буду находиться еще неопределенное время? Опять куда-то ведут. Заходим в кабинет на два окна, большой стол, телевизор, холодильник, картина из янтаря – простенько и с туалетной бумагой на тумбочке (этот элемент больше всего врезался в память). Смотрю в окошко – а там улица, по которой два квартала и будет дом моего детства, все родное… И так себя жалко стало, ведь тут недалеко прошло детство, когда я жила беззаботно! А сейчас общаюсь с двумя дядями с озабоченными лицами, и наделенными властью в этом здании. Не знаю, почему они решили со мной пообщаться – наверное, насмотрелись новостей обо мне и решили сами убедиться. Опять новые люди, опять важно завоевать их доверие, чтобы упростить себе жизнь в будущем. Один из них, «опер» женского поста, где я буду находиться, в конце моего рассказа формальности ради сказал, что если у меня будут проблемы, то надо обратиться к нему. Вскоре я смогу в этом «убедиться». И снова вокруг меня холодное непонимание.
Появляется тетя с толстым задом и веселым лицом. Как оказалось потом, веселая она от того, что она – «вертухай», а я – «правосек», и возмездие настигло меня в ее лице
Снова «боксА». Приятный женский голос нарушает тишину. Появляется тетя с толстым задом и веселым лицом. Как оказалось потом, веселая она от того, что она – «вертухай», а я – «правосек», и возмездие настигло меня в ее лице. Перемещаемся в комнату для досмотра – «шмона». И тут начинается квест: «найти запрещенные предметы». С чувством собственного превосходства эта тетя толстыми пальцами начинает рыться в моих вещах. Как это гадко, когда кто-то чужой считает себя достойным касаться, разбрасывать, переворачивать твои личные вещи: одежду, продукты, нижнее белье… Самое смешное начинается при проверке книг – их у меня штук 10, каждую страницу нужно открыть, а не пролистать. Плюс много тетрадей с моими записями.
– Что в этих тетрадях? – спрашивает меня огромная тетя.
– Мои мысли.
Она смотрит на меня с недоверием. Да, у меня иногда появляются мысли, заслуживающие того, чтобы их записать – хотелось с вызовом ответить тете.
Главным испытанием ее нервов стала Библия толщиной в 1500 страниц из тонкой папиросной бумаги. Тут «гестаповка» сдалась и листала не подряд.
Каждый сектор, то есть «пост» ограничен «локалкой» – железной решеткой. С каждым закрытием «локалки» сзади меня, я ощущаю, что все глубже закапываюсь в эти зыбучие пески
Итак, вещи проверены, и мы движемся вперед. Точнее вниз. По ступенькам спускаемся в какой-то подвал. Я по частям переношу с места на место свои пожитки, ей приходится меня ждать. Теперь поднимаемся вверх. Странный путь. Но оказалось, что всегда используется другой – наземный путь, а моя новая подруга решила развлечься. Из админздания заходим в корпус тюрьмы, и идем по бесконечным коридорам. Направо, налево, снова направо, вверх по ступенькам, я запуталась, в какой части корпуса нахожусь. Каждый сектор, то есть «пост» ограничен «локалкой» – железной решеткой. С каждым закрытием «локалки» сзади меня, я ощущаю, что все глубже закапываюсь в эти зыбучие пески. Проходим мимо телефона на полочке, он начинает непрерывно звонить. И эхо от этого звона разрывает тишину и кажется бесконечным. Он напоминает мне – это на самом деле.
По всему бесконечному коридору есть окна, но все равно темно. Стены снизу облицованы старым советским кафелем (прямо как в фильмах про зеков), а сверху покрыты дырчатым «короедом» со скопившимся на нем за годы слоем пыли. И кажется, на этих стенах большими буквами написано «БЕЗЫСХОДНОСТЬ». И запах безысходности стоит в воздухе. Я до сих пор помню его. Интересно, как будет выглядеть моя камера?
Кое-где «кормушки» открыты, из них выглядывают лица. Я навсегда запомню эти серо-голубые лица, не видевшие солнца годами. На них тоже написано «безысходность». Как я потом узнала – это «кормовые». В «блатных хатах» они оповещают о приближении комиссии со «шмоном хаты»
Идем дальше, стараюсь понять, сравнить с тем, как я себе это представляла. Бесконечная череда дверей камер. С теми самыми «кормушками», подвязанными веревками для проветривания. Кое-где «кормушки» открыты, из них выглядывают лица. Я навсегда запомню эти серо-голубые лица, не видевшие солнца годами. На них тоже написано «безысходность». Как я потом узнала – это «кормовые». В «блатных хатах» они оповещают о приближении комиссии со «шмоном хаты». Для пущей эффективности некоторые держат в руках зеркала – расширять угол обзора. Зрелище печальное. Но сейчас мне кажется, что это они от скуки и любопытства.
Подходим к камере, из «кормушки» которой выглядывает женщина лет сорока пяти с обесцвеченными волосами, которая сразу мне не понравилась. Особенно тем, что приятельски хихикает с «надзирательницей» – она мне явно не друг. Так и есть, открывается дверь именно этой камеры, затаскиваю туда свой скарб. И начинаю осознавать, что в этой реальности и с этими людьми мне предстоит провести неизвестно сколько времени.
